Степан Компаньец родился в семье потомственного хлебороба и отцом очень гордился. С детства он считал, что труд тех, кто производит хлеб, самый благородный, "потому что голодный человек ничего не сможет делать, ни ученым не станет, ни солдатом".
Начало войны он встретил мальчишкой. "22 июня 1941 года был воскресный день, хорошая погода. Я был на речке и очень удачно ловил удочкой рыбу. В обед вернулся из совхоза мой отец, я обрадовал его уловом. А он говорит: "Ох, сынок, а ты знаешь, что началась война?"".
На вопрос, было ли предчувствие, ощущение надвигающейся войны, Степан Григорьевич отвечает: "В то время даже детишки знали, что будет война: либо со стороны фашистской Германии, либо со стороны японских самураев. Границы Советского Союза все время испытывались на прочность. Для нас то, что началась война, не было удивительным".
Боевой путь героя был длинным и трудным. Он прошел снайперскую подготовку, был ранен в бою за Елгаву. Город два раза переходил из рук в руки. Жизнь ему спасла медицинская сестра, вытащила с поля боя. Она с трудом волокла раненого бойца и просила: "Брось оружие, ты уже отвоевался!". Но Степан Компаньец свою снайперскую винтовку не бросил. Три месяца потом он пролежал в госпитале под Казанью. После решил снова вернуться на фронт, хотя левая рука не работала. Очень боялся, что его выбракуют, и скрыл последствия от медицинской комиссии. Но снайпером он все равно служить уже не смог, и был направлен в бронетанковые войска. С этим дефектом прошел в танке Т-34 через всю Польшу, освобождал Прагу, штурмовал Берлин.
О бытовых трудностях на войне Степан Григорьевич Компаньец не думал, попросту не замечал их. Только после окончания войны он осознал, что за три года службы ни разу не спал в кровати. "-ато спал в землянках, в блиндажах, в деревянных ящиках, в своем танке, в лесу ". О смерти и опасностях тоже старался думать поменьше: "Я теоретически понимал, что могу погибнуть, но не представлял себя убитым".
После войны Степан Григорьевич служил в милиции, получил два высших образования и ушел в отставку в звании полковника. Он с удовольствием встречается с молодежью и учит стойкости и мужеству. |
Тамара Шпак в военное время училась в школе снайперов в Перми. Командир сразу сказал новоприбывшим комсомолкам: "-абудьте, что вы девчата. Вы теперь солдаты Красной Армии, поэтому спрос с вас будет, как с солдат".
Вспоминая о суровой строевой подготовке, Тамара Евгеньевна рассказывает: "Ползали по-пластунски, окапывались. Обмундирование: противогаз, винтовка (почти 12 килограммов), патронташ и гранаты в карманах. И ползти нужно так, чтобы землю носом пахать. Чуть голову поднял - и ты убит!".
Под Подольском есть станция Щербинка, туда снайперский отряд ходил на стрельбище. "Маскироваться учили: берешь, срезаешь сухую кочку, изнутри все выскабливаешь, и на голову надеваешь, маленькую только дырочку оставляешь. А когда мы сдавали экзамены, приехало командование из Министерства Обороны. Идут, смотрят, удивляются, где же снайперы? А сами ступают по нам. Тут Роза Шанина встает и говорит генералу: "Ой, какой же вы тяжелый!". А у него чуть глаза из орбит не вылезли. Вот так умели маскироваться!".
-а годы войны Тамара Евгеньевна Шпак получила множество наград и дошла до самого Берлина. Напоследок она читает нам стихотворение, которое сочинили белорусские партизаны:
Уже промчались многие недели,
Но время то никто забыть не смог.
Там даже сосны с горя поседели
И даже камни плачут у дорог.
Как позабыть, когда пылали хаты,
Когда качались мертвые в петле,
Когда валялись малые ребята,
Штыками пригвожденные к земле.
Как позабыть, когда слепого деда
В зверином наступлении своем
К двум танкам привязали людоеды
И разорвали надвое живьем.
Мы поклялись и в ясный день, и в стужу
Врагам не дать покоя ни на миг,
И до тех пор не складывать оружье,
Пока жив будет хоть один из них. |