29.12.2012
17:30

С наступающим Новым Годом!

29.12.2012
16:41

"Почему советские фильмы, в общем, хорошие, а после реставрации капитализма - нет?" - новое в литературном обозрении Соломона Воложина

25.12.2012
21:10

<Тонкая рябина> в Малайзии

24.12.2012
13:49

225-ый вечер "Русского переплета" состоится 28 декабря 2012 г.

24.12.2012
12:33

25 декабря 2012 года: Природа как инобытие абсолютной идеи (Гегель)

23.12.2012
21:14

Юрий Ко в "Русском переплёте"

23.12.2012
15:41

Андрей Макаров: "Оле,оле"

22.12.2012
19:46

"Русский переплёт" знают в Малайзии

22.12.2012
19:32

Международный фестиваль поэзии и народной песни <Пангкор-3>

20.12.2012
19:11

Ольга Аникина в "Русском переплёте"

17.12.2012
05:31

Суббота 23 декабря 2012 года. М.А.БУЛГАКОВ. МОСКОВСКИЙ ТЕАТР ЧТЕЦА <СЛОВО>, начало - 13.00

17.12.2012
04:58

КОНЦЕРТ АНСАМБЛЯ <СИРИН> И СТУДИИ АНСАМБЛЯ В МОСКВЕ 23 ДЕКАБРЯ 2012

12.12.2012
16:59

Ольга Корзова в "Русском переплёте"

12.12.2012
16:27

Михаил Арошенко, Иронически-катастрофический прогноз на 2013 год

12.12.2012
14:26

224-ый вечер "Русского переплета" состоится 14 декабря 2012 г.

12.12.2012
12:09

Александр Костюнин: Поэтические пёрышки

09.12.2012
16:03

Лазарь Лисинкер: Что останется, а что забудется ?

09.12.2012
15:11

К юбилею Валерия Куклина

В эти дни идёт юбилей Валерия Васильевича Куклина - нашего литературного обозревателя, лауреата и постоянного автора. Русский писатель - Валерий Куклин - оказался настолько скромным человеком, что о его юбилее я узнал из Дискуссионного Клуба. Даже великий Гуугл не дает ответа о точной дате его дня рождения. Перед такой внезапностью, я не нашел ничего лучшего, как поздравить Валерия Васильевича, пожелать ему новых успехов и переопубликовать замечательную статью другого нашего автора, к несчастью недавно ушедшего из жизни - Валерия Сердюченко.

Русско-казахско-немецкий проект Валерий Куклина.

При чтении этого автора то и дело хочется привстать и перекреститься. �-десь нет или почти нет никакой иронии. На фоне "пелевинщины", "сорокинщины" и прочей "-щины", охватившей новейший российский Парнас, проза Куклина смотрится библейским булыжником.
Особенно впечатляет "Прошение о помиловании". Это такой многоэтажный полифонический монстр, от которого не раз и не два приходишь в нравственно-психологическое изнеможение. Господь не даровал Валерию Куклину лёгкого таланта. Перед нами литература накренённого черепа, категорических императивов и сведённых в одну точку глаз. Она неспособна шутить, искриться и улыбаться. Она находится на оси "Достоевский-Шаламов-Солженицын".
Ещё бы, если она писана человеком, часть жизни провёдшем в следовательских кабинетах, ШИ�-О и ссылках, а затем оказавшегося едва ни соседом Солженицына по стране изгнания. Перед нами классическая биография протестанта-диссидента, которыми не становятся, ими рождаются. Попади они в рай, они и там устроили бы бучу по поводу несправедливо разделённых нимбов и воскрилий. Первыми и величайшими диссидентами всех народов и времён были Иисус Христос с пророками. Несогласие у этой людской породы в крови.
Тому, кто усмехнётся чрезмерностью параллели, советуем повторить читатель-ский опыт автора сих строк. Ручаюсь, нервов и крови это будет стоить предостаточно. �-абавы в литературный бисер у Валерия Куклина отсутствуют полностью.
Альфой и омегой им написанного остаётся покамест упомянутое выше "Прошение о помиловании". История у этого произведения тоже вполне "солженицынская". Рукопись, арестованная в 1981 году советским КГБ, вернулась к автору через два десятка лет, при обстоятельствах, почти детективно-фантастических. Передача состоялась в Германии, по иициативе младшего звена функционеров казахстанского КНБ. Поистине, автор "Прошения" сам достоин стать героем романа.
Он им и является. "Прошение о помиловании" перенасыщено биографическим материалом. Но вот здесь самое неожиданное: это отнюдь не "диссидентский" роман! Наиболее увлекательными являются не те страницы, где герой или герои возносят проклятья режиму, а картины и образы провинциальной, глубинной, разночинной России. В качестве очередной параллели мы назвали бы "Мои университеты" М. Горького. Перед нами лента жизни "мальчика с окраины", социального бастарда, час-тично, а иногда и буквально повторяющего путь Алексея Пешкова. "Детство", "Ремесленник", "�-ЭК", "Бродяга", "�-ащитник родины" - сами названия глав передают эту традицию биографического письма.
Но знаете, откуда ведётся повествование? Из тюрьмы, вот откуда. И ведётся оно приговорённым к смерти узником, так что, кроме М. Горького, здесь и Достоевский очень даже при чём. Насколько известно автору этих строк, Куклин со временем изба-вился от антисоветских полыханий, сжёг всё, чему поклонялся, поклонился тому, что сжигал, и из пламенного антисоветчика превратился едва ли не в патриота-державника. Но вспомним, кем начинал и чем кончил Достоевский? No comments. По-добные натуры не знают удержу ни в прозрениях, ни в ошибках. У них особая жизненная температура и группа крови. Они - не мы. Написав и защитив по Достоевскому две диссертации, ваш покорный слуга окончательно определился в отношении к объекту своих научно-филологических изысканий: оказаться на Семёновском плацу, в числе семи государственных преступников, ожидающих смертной казни расстрелянием, он не смог бы ни за что и никогда. Не из слабодушия, но исключительно в силу глубокого скепсиса по отношению ко всем этих правдолюбцам-страстотерпцам, исходной сутью которых является не реальная любовь к ближнему, а горделивое желание пополнить собою отряд пастухов человеческого стада.
По имени мы с Валерием Куклиным тёзки. Но один Валерий смиренно шествует по стезе, указанной ему провидением, другой пол-жизни двигался ему вопреки. В ре-зультате Валерий Сердюченко пишет рецензию на Валерия Куклина в симпатичном им обоим издании и признаётся в том, в чём признаётся: Куклин и "Куклины" - не его фемида и идеал.
Вернёмся, однако, к Куклину-писателю и во всеоружии многолетнего филологического опыта констатируем, что это настоящая, "большая" литература. Валерий Куклин каким-то, одним ему ведомым образом выходит в "Прошении" на знаменатели реалистической русской классики. "Прошение о помиловании" душераздирательно, "по-достоевски" макабрично, но оно, если можно так выразиться, литературно гра-мотно. Оно безупречно отбалансировано в смысле композиции, сюжета и прочих кри-териев литературно-художественного мастерства. Это не неподъёмно-неуклюжие "Архипелаги ГУЛАГи" и "Красные Колёса" Солженицына, разменявшего гениального "Ивана Денисыча" на публицистическую суету. В одном из литературных разговоров ваш покорный слуга назвал Валерия Куклина "несостоявшимся Солженицыным". Это плохо или хорошо? Поразмыслив над собственной аттестацией, утвержаю: это хорошо.
Потому что "быть Солженицыным" означает отсутствие сострадательного вни-мания к Акакиям Акакиевичам Башмачкиным и прочим Макарам Девушкиным наших дней. К нам с тобою, дорогой читатель. Ты с таким соседством не согласен? Тогда милости просим на эшафот, в смертные камеры и прочие лобные места, где оттягиваются по полной программе Моисеи, Солженицыны, Ленины, Бен-Ладены и прочие нарцистические гордецы.
После "Прошения о помиловании" прочёл "Истинную власть" - и тоже наградил её суффиксом в превосходной степени. Она состоит из историй почти невероятных. Вся действительность России-СНД представлена в них сплошным криминальным параллелограммом, стороны и углы которого уходят концами-началами в дославянские времена. С одной стороны роман населён реальными обитателями сегодняшнего постсоветского пространства, с другой - все они являются производными от некой метаисторической матрицы. Назарбаев и Чингиз-хан - вот одна из оппозиций, на которых выстроена сюжетно-фабульная конструкция романа!
�-аконопослушный германский обыватель, рядовой эмигрантского "множест-ва" Давид Дерп прибывает в Москву для встречи с сыном, отказавшимся в своё время уехать с отцом на родину предков. Первые страницы "Истинной власти" читаются как добротная реалистическая проза, и таковыми на самом деле являются. Вместе с гостем мы движемся по постсоветской российской столице, рассматриваем изумленными эмигрантскими глазами её изменившиеся интерьеры, затем оказываемся в московской квартире, покинутой Дерпом двенадцать лет назад. Роман чрезвычайно плотно записан реалиями "времени и места". Автор не жалеет сил и средств, чтобы создать у читателя уверенность в абсолютной достоверности происходящего. Есть такое метафорическое понятие - "эффект присутствия". Процент этого присутствия в прозе Куклина неизменно высок.
Но тем более фантасмагоричны сюжетные перипетии романа. Во-первых, ока-зывается, за время двенадцатилетней разлуки сын Дерпа стал многоженцем! Он делит супружеское ложе с двумя собственными сотрудницами, младшая из которых к тому же внучка "нового казаха" Болата Амзеева, владельца заводов, пароходов и яхт. Дальше - больше. Выясняется, что сей могущественный олигарх прожил общее с героем детство в занесённом песками и временем казахском ауле. Прослышав о московском визите друга отроческих игрищ и забав, он вылетает "на собственном самолете из Рио-де-Жанейро, где заседал по поводу какого-то договора, / / в столицу России" - и постепенно мы втягиваемся в некий трансконтинентальный гиньоль, где каждое последующее событие выглядит невозможнее предыдущего. Пока сентиментальный миллиардер возит Давида по местам их младости, его сына вместе с обоими невестками зверски убивают. Кто? Выяснить это поручается Дерпу. Кем поручается? Болатом Амзеевым, потому что, напоминаем, одна из убитых является его собственной внучкой - но одновременно одной из прямых продолжательниц рода Чингизидов, между которыми по сей день продолжается борьба за первенство и власть. Мало того, покойная жена Болата Амзее-ва была первой возлюбленной Давида Дерпа и ушла от него, беременная сыном, о чём Давид Дерп узнаёт только после и благодаря встрече с Болатом. Появляется и сам этот сын и даже внук Давида, ставшие соответственно областным прокурором и офицером КНБ нового Казахстана. Они-то и становятся подручными своего отца и деда в поиске убийц Айши, потому что две другие жертвы были уничтожены "заодно".

"- Ты - сын Казахстана, - продолжил Амзеев, - Ты - наш блудный сын. Ты должен найти врага нашей с тобой Родины. Кто-то не хочет, чтобы Казахстан стал сильным и могучим госу-дарством. Кто-то знал, что моя внучка должна стать первой ханшей казахов и убил ее. Ты должен найти его. А потом я его уничтожу."

Как тебе это поручение и этот текст, читатель? Но читаем дальше:

"Убить Айшу могли по приказу нынешнего Президента Назарбаева или даже без приказа его, а желая ему услужить. Убийцу поэтому следует искать среди работников КНБ Казахстана либо среди бывших алма-атинских кагэбэшников, часть из которых ушла в криминальные структуры бывшей и новой столиц страны. Им важно уничтожить всех потомков Чингис-хана и ликвидировать саму идею о возможной передаче власти истинным хозяевам степи.
Убить Айшу могли московские отморозки, которых могли купить те же люди Назарбаева. Этих легко найти, им можно заплатить, но, если их поймать, они мало что могут сказать о заказчиках.
Убить Айшу могли по приказу какого-нибудь чиновника из аппарата российского прави-тельства или даже из аппарата Президента Путина, ибо и там, и там есть люди, тоскующие по имперскому величию России и желающие вернуть отпавшие страны и земли под крыло Мо-сквы. Им важно оставить свободный Казахстан без перспективного лидера, чтобы потом под-мять эту страну под Россию и вновь сделать Казахстан колонией Москвы.
Убить Айшу могли члены рода Тюре, которые себя таковыми считают, но ими не являются, ибо являются, по сути, лишь полукровками да выблядками, потому что чистой крови ро-да в них порой течет едва ли десятая часть. Их тысячи, но они считают себя такими же из-бранными, как и истинные Тюре. А потому они не менее опасные, чем подхалимы Назарбаева.
Убить Айшу могли, наконец, и настоящие Тюре. Их всего сейчас пятнадцать человек, из которых двух можно сразу оставить в стороне, ибо находятся они в пеленках, хотя их родители и их деды-бабки мечтают, конечно, чтобы именно эти сопливые мальчик и девочка стали ханом и ханшей Великой Степи.
- Вот эти-то люди - и наиболее вероятные заказчики убийства, - заключил Амзеев. - И ты должен доказать это."

Воистину, от подобных диагнозов накреняется голова. Но каждый из них подкреплён тщательно документированным материалом. Чтобы разобраться в генеалогических переплетениях "Истинной власти", её нужно читать с карандашом в руках. С какого-то момента роман становится настоящим династическим изысканием. То, что нам, космополитам-европейцам, не помнящим собственного родства представляется фольклорной чепухой, работает в романе сильно и точно, как английский замок.
- Президенты Казахстана и Киргизии (Нурсултан Назарбаев и Аскар Акаев) переженили своих детей? Они сделали это в соответствии с династическими уложениями Великой степи. И что возразишь на это? Возразить можно было бы многое, но для этого нужно выйти за пределы той "азиатской логики", которой подчинён роман. Просто поразительно, как Валерий Куклин, в жилах которого по имеющимся сведениям не течёт ни капли восточной крови, смог настолько переселиться своим писательским "я" в "чужое" национальное сознание. "Не может быть, вы когда-то были азиатом!" - так и хочется воскликнуть в его адрес при чтении некоторых сцен. В этом смысле главный герой "Истинной власти" автобиографичен: он тоже не может взять в толк происходя-щего с ним и вокруг, пока не начинает усваивать истин, преподаваемых ему могущественным другом. Не можем удержаться от соблазна процитировать очередную из них:

"Ты должен знать, кто есть я, так же точно, как я знаю, что есть ты, - сказал он, - Нынешние президенты СНГ и премьер-министры только потому государственные преступни-ки, что родились и сделали карьеру в стране, которую они предали. Как были государственными преступниками когда-то Керенский, Ленин. Потом стали вождями государства и казнили, как государственных преступников, тех, кто боролся с ними за сохранение государства прежнего. Но я - ХАН! Я - потомок великого Чингиса. Мой род стоял и стоит выше и дома самозванцев-Романовых, и выше ленинских преемников, и выше нынешних бандитов в смокингах. Мы были и будем всегда."

Ни много, ни мало! Так и не иначе!
Но что стоит за всеми этими тюрко-чингизо-советско-постсоветскими перетурбациями? По Куклину - единственно и исключительно борьба за власть. Роман не только ориентально-историчен. Он ещё и, если можно так выразиться, антропологичен. "Люди власти" не такие, как мы, - учит роман. - У нас с ними разный психический состав и кора головных полушарий. "Мы" рождаемся, чтобы жить, любить, страдать, бездельничать, грустить, смеяться, пьянствовать, таращиться на небеса, гваздаться во грехе и задыхаться от поэтических восторгов - "они" ничего из этого не знают. Жела-ния жизни вытеснены у них жаждой власти над возможно большим количеством лю-дей. В идейно-политическом содержании своей власти они не разбираются. Коммунизм, капитализм, патриотизм, православие, исламизм для них звук пустой, библиотечные премудрости. "Порулить" - вот что для них главное.
И действительно: чем дольше читаешь "Истинную власть" тем больше начинаешь соглашаться с этим. Обратись к собственной биографии, читатель - точнее, к личности твоих бывших и нынешних начальников. О, среди них есть такие и сякие, "немазаные и сухие", умные и не очень, талантливые организаторы и тупые гречкосеи, но есть у них и нечто общее: вот этот "геном власти", без ежедневного утоления которого их жизненное вещество начинает страдать. "Хо-хо. Эту работу я люблю ещё больше, чем быть директором", - ляпнул однажды автору этих строк в приступе откровенности один бесхитростный, но могучий шеф после случившегося с ним полового приключения. Но лишь на сутки местная жрица любви заставила его усомниться в то, что "быть директором" не главная радость жизни.
Иные не сомневаются в этом ни минуты. Чем больше в человеке генома власти, тем меньше других геномов.
Некоторые из одного только этого генома и состоят.
У автора в руках испанский журнал "Barselona" за октябрь 1993 года. На первой обложке - Ельцин со спины, под ним волнующееся море народа. Над фотографией надпись: "Царь". О Ельцине невозможно сказать ничего другого, кроме вот этого единственного: царь. Абсолютный, беспримесный, самодостаточный феномен власти. Его невозможно мерить нравственными мерками. Ельцин выполнял ту генетическую про-грамму, которая в него была заложена природой, а эта программа исчерпывалась стремлением быть главой, кесарем, Первым. Репутация непредсказуемого была создана ему теми, кто оценивал его поведение головой, Ельцин же думал, если можно так выразиться, инстинктом. Поэтому он ни разу не ошибся в борьбе за власть. Было бы неудивительно, если бы он принял иудейство, а настоящими русскими объявил евреев. В сознании властителей ельцинского кроя это означало бы остроумный властный ход, выгодную "рокировочку". "Да он атомную бомбу ни с того ни с сего бросить на Амери-ку может!" - ужасался один из парламентских депутатов. Американцы понимали это и предпочитали называть Ельцина "другом Борисом".
Пространство ельцинской власти беспрерывно сужалось. Но, сужаясь, она делалась более концентрированной. Россия превращалась в Великую Пустошь, от нее отваливались куски территорий, рушилась экономика, рушилось все - дворцовый режим крепчал.
Даже свою добровольную отставку Ельцин бессознательно списал с короля Лира. Он слетал в Иерусалим и объявил себя святым президентом. Есть еще одна, более близкая параллель: вот так же триста лет назад оставлял Кремль другой терминатор власти, Иван Грозный, чтобы насладиться растерянностью и паникой среди подданных.
Или вот еще: Герой Социалистического Труда, генерал-майор КГБ, член ЦК КПСС и Главный Коммунист Азербайджана переходит в магометанскуо веру, надевает галабею и совершает хадж. Советские партийно-политические лидеры Нурсултан На-зарбаев, Эдуард Шеварнадзе, Мирча Снегур, Сапармурат Ниязов становятся руководителями антисоветски и антироссийски ориентированных нацобразований, запускают в свои страны военных специалистов из НАТО и объявляют оставшихся в КПСС своими врагами.
"Ни стыда ни совести", - говорят о таких в народе. Но мало ли чего говорят в робком богобоязненном народе? Народы на то и народы, чтобы находиться в чьей-то власти: Чингиз-хана, Ленина, Сталина, Гитлера, Ельцина и т. п. и т. д. - таково "стратегическое" зерно романа Валерия Куклина.
Но нет, не всего романа. А лишь первой его части, потому что остальные ещё в издательском портфеле. В ней убийство Вадима Дерпа и его жён так и остаётся нерас-крытыми. �-ато раскрывается панорама и рентгенограмма евроазиатской современности, её "малых" и "больших" судеб, событий и дел. Повествовательное пространство "Истинной власти" огромно. Оно измеряется гео-координатами, которыми мыслил Чиниз-хан. Оно огромно - и преступно. Валерий Куклин назвал своё очередное литера-турное детище "социально-детективным". Жанровое обозначение произведено со снайперской точностью. По количеству криминальных загадок роман соперничает с конан-дойлевским циклом о Шерлок-Холмсе. В начале очерка мы констатировали, что Вале-рий Куклин не из лёгких писателей. Но его бытописательская тяжеловесность уравновешивается сенсационностью описываемого - так же как Достоевский уравновешивал этико-философский переизбыток своих романов их детективной остросюжетностью.
Dixi. Поставим на этом точку и будем ожидать появления новых частей и томов сего многоглавого во всех смыслах сочинения.

16.07.04





Источник текста

09.12.2012
14:07

Мария Ханзина: "Мотыль и Собаки"

08.12.2012
16:12

Марина Шапиро в "Русском переплёте"