Проголосуйте за это произведение |
Грустная история о королевских пингвинах, сладких сочных бананах и бесхитростных аборигенах.
Это случилось очень давно. От Антарктиды откололся огромный кусок ледника, и надо же было тому случиться, что именно на этом куске обитало многочисленное стадо величественных королевских пингвинов. Вообще-то, эти птички всегда отличались чуткой настороженностью и примерным поведением, но во время катаклизма в воздухе висел такой густой туман и проклятый кусок так мягко отчалил, что даже опытные дозорные ничего не заметили. Очухались только на пятый день где-то за пятидесятой широтой, когда, мягко выражаясь, было уже поздно √ вокруг льдины на сколько хватало глаз лениво колыхался безграничный Тихий океан.
Королевские пингвины не упали духом и срочно созвали большое пингвинье вече, чтобы обсудить создавшееся положение. Впрочем, обсуждать-то было как раз и нечего √ самому распоследнему недотепе было ясно: надо как-то жить дальше и приспосабливаться. О пропитании вопрос не стоял √ окрестные воды буквально кишели чешуйчатым деликатесом. Правда, был один пунктик насчет акул и касаток, но тут уж как кому повезет: судьба √ она, братцы, и среди королевских пингвинов судьба. Но вот солнце, чтоб ему нырнуть и не вынырнуть! Оно как с цепи сорвалось, с каждым днем забирается все выше и выше, и печет, и печет┘ Ночами-то было еще туда- сюда б терпимо, но с рассветом на небе разводили такое костровище, что даже закаленные королевские клювы не выдерживали и безобразно облуплялись. Пингвины дружно сыпали в воду, ныряли в прохладные лабиринты ледяных гротов, прижимались как рыбы-прилипалы нагретыми животами к пористому льду, но это приносило лишь временное облегчение. В стае участились случаи солнечных ударов со смертельным исходом. Да и самой льдины, единственного источника спасительной прохлады, с каждым днем становилось все меньше: теплые воды океана жадно обсасывали ее, будто гигантский брикет вкусного сливочного пломбира.
И все же выход был найден. Однажды один пингвин, спасаясь от белой акулы, шмыгнул в ближайшую ледовую расщелину. Проход был так тесен и коряв, что беглец, продираясь сквозь него, начисто соскоблил со своей спины роскошную пуховую шубейку. Боже, в каком виде он вылез на льдину! Каким ядовитым насмешкам подвергся со стороны своих чопорных сородичей! Но, как известно, хорошо смеется тот, кто смеется последний: через пару часов язвительным шутникам было уже не до шуток √ квелые, одуревшие от жары, они ползали по льдине и беспомощно разевали раскаленные пересохшие клювы. А их бесшубейный товарищ между тем безмятежно рас- хаживал взад-вперед и даже чего-то там безалаберно насвистывал и нащелкивал. Мягкий бриз нежно овевал его оголенную спину, временами ему казалось, будто кто- то, очень добрый и заботливый, обтирает его прохладной влажной тряпочкой. Через три дня этот "общипанный пингуин" - такой презрительной кличкой наградили его сородичи √ загорел, обветрился, закалился и даже начал беззастенчиво прибавлять в весе. Тогда-то б наконец, до всех дошло, как это хорошо и полезно √ быть "общипанным пингуином". Надо ли после этого говорить, что через неделю на всей пингвиньей стае оставалось перьев и пуха не больше, нежели в самой обыкновенной подушке. Если бы какой-нибудь пытливый и дотошный орнитолог-пингвинист опустился в то время на льдину на легком белом парашюте, то, без всякого сомнения, он бы так яростно и недоуменно скреб свой затылок, что и сам бы не преминул превратиться в "общипанного пингуина". Но, повторяю, это было так давно, когда и в помине не было легких белых парашютов, хотя орнитологи, может быть, уже и были.
Незаметно бежали неделя за неделей. Льдина дрейфовала на север к экватору и катастрофически уменьшалась в размерах. Королевские пингвины, надо сказать, от- носились к этому обстоятельству достаточно спокойно. В их птичьих мудрых головах угнездился поистине философский взгляд на происходящее: все равно, мол, что-то всегда чем-то кончается. И вот, когда в одно прекрасное тихое утро на горизонте показалась полоска неведомой земли, никто из стаи не проявил особой радости, ни- кто не хлопал себя тощими крыльями по бокам, не подпрыгивал и не кричал: Земля! Земля! И в самом деле, что им эта земля? Вот если бы на горизонте замаячили ледяные торосы┘ А остров все выше и выше поднимался из волн океана, на глазах наливаясь сочной изумрудной окраской. Все пингвины, а их к этому дню оставалось не больше пятидесяти, сгрудились на выступающем пятачке своего необычного плавсредства и с любопытством всматривались в незнакомый пейзаж. Пологий песчаный берег плавной дугой заключал в своих объятьях чудесную лагуну; неподалеку от кромки воды тянулись к небу какие-то гигантские растения с пышными шевелюрами, очень похожими на кучи взлохмаченных зеленых перьев. По прибрежному золотому песку бегали и размахивали верхними конечностями какие-то существа. Перед лагуной шла полоса подводных рифов, яростно бурлили водовороты, поминутно появлялись и исчезали бесчисленные воронки. Вдруг льдина дернулась, затрещала и развалилась на несколько кусков. Пятачок, на котором находились пингвины, подхватило, закрутило течением и внезапно выплеснуло на лазурную гладь лагуны. Остальные куски ледяного поля крутились среди бурунов, крошились, ломались и отбрасывались обратно в открытое море. Пингвины поняли, что их долгое путешествие подошло к концу. На берегу что-то громко кричали неведомые существа.
На этом острове с незапамятных времен обитали аборигены, которые были добрыми и бесхитростными дикарями. Круглый год они бродили по острову и питались сочными и сладкими бананами. Бананы росли и поспевали буквально на каждом шагу. Случались, правда, несколько дней в году, когда бананы почему-то медлили созревать; то есть, расти-то они росли, а вот становиться сочными и сладкими почему-то медлили. Именно в такие дни аборигенам приходилось кушать друг друга, чтобы не проголодаться. Но, как только бананы вновь становились сочными и сладкими, они тут же прекращали кушать друг друга, потому что ничего вкуснее бананов они не знали.
Когда аборигены увидели королевских пингвинов, заплывших в лагуну на настоящем облаке, они сразу догадались, что это сами боги почтили их своим визитом. На чудесных гостей тут же было наложено табу: ни один человек не смел прикоснуться к живому богу. Аборигены толпами бродили за пингвинами и щедро угощали их сочными и спелыми бананами. Надо ли говорить, что впервые за все время своих скитаний бедные птицы вздохнули свободно. Ни тебе настырных акул, ни кровожадных касаток, ни вконец опостылевшей льдины┘ Поистине, национальный парк √ да и только! Да что там национальный парк? Эдем, сущий Эдем! Плюс эти милые двуногие┘ Обо всем заботятся, в обиду не дают, ходят по пятам, глаза закатывают и так смешно выкрякивают: Гуин-Гуин! Живут королевские пингвины на острове неделю, вторую, тучнеют, блаженствуют, о воспроизводстве уже подумывать начинают┘ И вдруг на всем острове наступает очередное внезапное безбананье. Пингвинам-то что? Попрыгали в лагуну да рыбки наелись, а вот √ аборигенам┘
И случилось так, что долговязый костлявый Мамбо вылез на восходе солнца из своего шалаша, не спеша прошлепал к ближайшему банановому дереву и чисто машинально надкусил от внушительной банановой связки. Через пару секунд и без того сморщенное лицо Мамбо исказила такая гримаса, что сидящий на верхней ветке пестрый попугай, увидев перекошенную рожу аборигена, поперхнулся, икнул и замертво рухнул вниз. Мамбо сплюнул несъедобную жвачку, вздохнул и возвратился в шалаш. Спустя некоторое время его по-охотничьи скрючившаяся фигура скользнула в густые заросли и исчезла из поля зрения.
Мамбо сидел в засаде, сжимая в правой руке бумеранг, кстати, весьма смахивающий на окостеневший банан, и ждал Млямбу. Они были соседями и очень хорошо друг к другу относились. Более того, Млямба очень нравилась ему, и он не раз уже порывался пригласить ее на ночную прогулку по берегу лагуны. Заведет, бывало, разговор и вот-вот уже о прогулке заикаться начинает┘ а она хохочет, прыгает вокруг него, бананы ему на уши цепляет┘ ну, у него вся решимость и сходит на нет. Но сегодня он подстерегал Млямбу совсем не для того, чтобы приглашать на ночную прогулку. Какие прогулки, когда бананы перестали становиться сочными и сладкими! И вот уже третий час Мамбо с чутким вниманием вслушивался в долетавшие до его ушей крики птиц, жужжанье насекомых, шорох ветвей, шуршанье листвы. Каждый необычный звук заставлял его вздрагивать и беспокойно оглядываться. Ведь Мамбо отлично знал, что гибкая дивнокожая Млямба тоже сейчас не отсиживается в своем шалаше, но наверняка где-то поблизости подкарауливает своего долговязого соседа. Да, с этими бананами всегда так: уж если они перестают созревать, то по- чему-то сразу на всем острове.
Вдруг справа, в густых зарослях вечнозеленого кустарника, послышался громкий треск. Мамбо бесшумно выпрямился, развернулся вполоборота и метнул бумеранг. В кустах раздалось какое-то сдавленное хрюканье, которое, впрочем, тут же прервалось шумом рухнувшего тела. Страхуясь, Мамбо выждал еще полминуты √ бумеранг не возвращался┘ Мамбо приблизился к зарослям и осторожно раздвинул их. Челюсти его лязгнули и окаменели, волосы раскурчавились и черными иглами растопырились в разные стороны, лупоглазие усугубилось настолько, что казалось, вот-вот и глазищи лопнут┘ Перед ним лежал, нелепо задрав клюв, мертвый бог Гуин-Гуин. Какого рожна он оказался здесь, в густом лесу, да еще в такую рань┘ Мамбо подвигал окаменевшими челюстями и поглядел по сторонам. Было тихо. Надо было что-то делать, но √ что? Этого Мамбо не знал┘ И внезапно его осенило: бог, пусть даже и мертвый, должен вернуться на небо. Боги живут на облаках, они и сюда приплыли на облаке. Мамбо подарит мертвому богу облако, и тот вернется домой. Мамбо умел делать облако; тут всего и делов было, что развести костер и кинуть сверху охапку зеленых банановых листьев. Мамбо завалил бедного Гуин-Гуина сухими ветками, сбегал в шалаш за трутом и уселся добывать огонь. Не прошло и часа, как первые язычки пламени весело заплясали вокруг мертвого бога. Когда костер набрал силу, Мамбо накидал сверху свежесорванных банановых листьев. Повалил густой белый дым. У Мамбо защипало в глазах, сами собой навернулись слезы. Волна необъяснимого восторга окатила аборигена, он стоял и смотрел, как его облако уносит на небо душу мертвого Гуин-Гуина. Вдруг ноздри его затрепетали. Мамбо почувствовал, что к обычному едкому запаху гари примешивается струя невыразимо-сладкого, чудесно- вкусного аромата. Он недоуменно взглянул на костер. Сомнений не было, аромат струился оттуда, да, так аппетитно пахнуть мог только бог. Мамбо нагнулся, раз- греб палкой пылающие головешки и подковырнул лапу пропеченного Гуин-Гуина. Та с легкостью отделилась от тушки, умопомрачительный запах усилился. Мамбо выхватил из углей кусок пахучего бога и запрыгал вокруг костра, перекидывая горячий шмат из ладони в ладонь, чтобы тот поскорее остыл┘
Пять минут спустя в кустах вновь послышался шорох, но блаженный Мамбо, яростно работая челюстями, ничего вокруг себя не замечал и не слышал. Листва заколыхалась и на полянку несмело шагнула гибкая дивнокожая Млямба. Она с нескрываемым ужасом уставилась на жующего Мамбо, ее широкие вычурные ноздри то сужались, то расширялись. Мамбо, увидев свою соседку, радостно осклабился, протянул ей кусок печеного бога и подбадривающе закивал головой: Гуин-Гуин, мням-мням! Млямба осторожно погрузила свои здоровые зубки в ароматную мякоть┘ и √ надо ли говорить, что вопрос о ночных прогулках по берегу лагуны в ту минуту был решен однозначно и положительно!
Весть о том, что эти милые, тучные, пухлые, неповоротливые и доверчивые Гуин-Гуины обладают, окромя своей божественности, еще и неповторимым, незабываемым вкусом, мгновенно облетела весь остров. Повсюду запылали костры, там и здесь заструились к синему небу на легчайших белых пирогах недоуменно-освобожденные души убитых богов. Через три дня на острове уже не было ни одного живого Гуин-Гуина. А тут и бананы вдруг стали поспешно созревать, становиться сочными, спелыми, сладкими┘
Но аборигены оказались вполне благодарным народом. Память о необыкновенно вкусных богах нашла свое отражение в нехитрых сказках, в заунывных тягучих песнях, в зажигательных ритуальных танцах вокруг ночных костров. Каждый младенец буквально с молоком матери всасывал заветную мечту о непременном возвращении с неба чудесных богов. И поэтому неудивительно, что когда сорок лет спустя на горизонте показались громадные белоснежные паруса английской научно-познавательной эскадры, все население острова высыпало на берег лагуны. Еще не вполне веря глазам своим, аборигены трепетно протягивали руки к синему океану и восторженно спрашивали: Гуин-Гуин, мням-мням?!
Ну что к этому еще добавить? Будете проездом в Лондоне, в плотном графике посещений матчей английской премьер лиги и прочих светских раутов уделите полчаса свободного времени Большому Ее Королевского Величества Музею Картографии и Мореплавания, что расположен на Малой Пикадилли. Там, в крайнем боковом зале на втором этаже, окна которого вот уже третий век смотрят строго на зюйд-вест, аккурат промеж засаленной треуголки известного пирата сэра Дрейка и изящным столовым прибором капитана Кука, висит на вколоченном в стену гвоздике пара засушенных пингвиньих лапок из архипелага Тобаго. На табличке, пришпиленной тут же, рядышком, вы прочтете немногословное объяснение, что сей амулет был снят с груди неизвестного аборигена, павшего достойной смертью в стычке с доблестным экипажем британского корвета "Неукротимый". Не забудьте при этом глубоко вздохнуть и немножко задуматься о бренности мира сего┘
Проголосуйте за это произведение |
|
|
|
|
|
А какую актуальность, т.е злободневность Вы хотели найти в рассказе о сладких и сочных бананах?.. Это же не отчёт сотрудника СЭС о количестве нитратов в подаваемых овощах и фруктах. Вот там актуальность, т.е. то, что Вам должно понравиться. А у Андрея Журкина просто грустная история, написанная хорошим языком и немного напоминающая сказку. И довольно Вам придираться к запятым и буквам. Возьмите карандаш, исправьте и получите удовольствие от чтения.
|
|
Подумать только, 11 лет тому назад написана притча. Почти в прошлом тысячелетии. Аборигены, пингвины, белые люди. Поневоле задаёшься вопросом: А мы кто? - Пингвины на льдине империи в океане, где можно встретить: или туземцев, или неких белых людей. И те и другие - с готовностью нас обработают в свою пользу. Так что, никаких друзей. Только - флот, ракеты и авиация. Но, конечно, - дипломатия и прочее. Но, держа в голове боеготовность наших истинных друзей. Такова се ля ви.
|
"Считаю, что культура должна помогать человеку выжить. И я ищу вокруг такую культуру, как ОЛЕНЬ ИЩЕТ СОЛЬ. "
|
|
Вот ваш отклик: "Ищу культуру, как олень ищет соль" - это, по-моему, красивость, позволительная лишь дамам климактерического возраста, ищущих на самом деле лишь партнера по сексу." Видите ли, уважаемый, если у вас аллергия к красивости, то это факт вашей биографии. И флаг вам в руки, идите по жизни без всяких красивостей, без любви к меткой метафоре и прочих излишеств поэтической речи. Счастья вам на этом пути. Во время обедайте и соблюдайте режим.
|
- от себя добавлю, что юмор Тани Фетисовой мне больше нравится... ╚"общипанного пингуина". Но, повторяю...╩ автор заездил, а его тумбы с юмбами - это для дошколят или для поэтов-прозаиков оригинального жанра Л.Л.
|
...он так яростно и недоуменно скреб свой затылок, что и сам бы не преминул превратиться в "общипанного пингуина!... А тут налетели тугоухие со своими "г...ном" и "климаксом". Счастливчик и его псевдонимы непрерывно во всем этом бултыхаются. Даже жалко поганцев. А какой-то доброжелатель черную кошку между мной и Андреем пробует запустить. "Юмор Тани Фетисовой" - это не божья роса, которая Вам "больше нравится", Вам пригрезилось, уважаемый. Это я Вам просто по морде даю в цивилизованной форме.
|
Петушка хочет ╚поздравить с очередной творческой удачей╩ Кукуха (305023), при этом попутно в очередной раз ╚пришибает╩ ни в чём неповинного ╚г-на климакса╩ Счастливчика с его псевдонимами. К тому же мне ╚пригрезилось╩ и её коронное мымрецовское ╚не пущать╩ - ╚Желательно совсЭм╩. Ну и никуда в этой гремучей смеси не делось ╚её держимордовское╩ - ╚просто по морде даю╩... Вобщем ╚поздравить с очередной творческой удачей╩ надо обоих, вот только ╚общипанного пингуина╩ от 2001 года всё-таки поздновато...
|
|