Критика
16 сентября 2013

ШТАНЫ МАЯКОВСКОГО

Все мы вышли из гоголевской "Шинели"

Якобы Ф.М.Достоевский

...Конец апреля 1930 года. Москва. Комната в коммунальной квартире в Лубянском проезде. Два литературоведа в штатском сосредоточенно перебирают бумаги, вынутые ими из письменного стола. В комнате жарко, душно, но окна закрыты и занавешены.

- Интересно! "Всем!" Это что - и мне тоже? Да мне это не надо вовсе... "Лиля - люби меня". Интересно, как это ей теперь-то делать?

- Господи! Люди к празднику готовятся, а мы тут читаем всякую чушь...

- Так, тихо мне тут. Маяковский был...

- и остаётся...

- лучшим...

- и талантливейшим поэтом....

- (Вместе) нашей советской эпохи.

- Вот так-то оно правильней будет. Читай давай.

... - А вот хорошее стихотворение...

- А ну покажи...Да ну! Вот что это такое: "К мандатам почтения нету"? Это он на что намекает? Вот был бы жив, ему бы сразу объяснили, какие чувства надо испытывать к мандатам.

- Ну всё равно...Ты посмотри, какой конец ударный! "Читайте, завидуйте!" Надо печатать!

- Ладно, клади в папку. А остальное - в печь!

- Так Она ж повыбрасывала уже всё.

- Она выбросила, что ей надо было. Мы выбрасываем то, что нам нужно. Понял?

- Да понял я.

- То- то же.

Вот примерно так, вероятно, и создавалось Собрание сочинений Владимира Владимировича Маяковского. Их потом было три. И все - Полные. И в томе, который закрывал сочинения собственно поэтические, самым громким аккордом звучали слова:

Я

достаю

из широких штанин

дубликатом

бесценного груза.

Читайте,

завидуйте,

я -

гражданин

Советского Союза.

Мы, ученики советских школ, заучивали "Стихи о советском паспорте", естественно, наизусть, отчётливо представляя себе агитатора, горлана, главаря, достающего из широких штанин паспорт и гордо им помахивающего. На концертах школьной самодеятельности имитировали этот жест, вытаскивая краснокожую паспортину, полагая при этом по простоте душевной, что такой же паспорт был и у Маяковского. Но так ли это? Что доставал из широких штанин Владимир Владимирович?

Так вот - совсем не то он доставал. В общем-то, сам сюжет стихотворения вполне прозрачно описывал ситуацию, при которой и возникла необходимость в демонстрации содержимого штанов.

По длинному фронту

купе

и кают

чиновник

учтивый

движется.

Сдают паспорта,

и я

сдаю

мою

пурпурную книжицу.

Лирический герой пересекает государственную границу. Кто из нас, советских школьников, не то чтобы имел опыт пересечения границ, а просто хотя бы представлял себе, что это за процедура? Это нынешние школяры каникулы в Турции и Египте проводят. Что уж говорить о советских гражданах, современниках Маяковского?

Вот кто это должен был, по замыслу поэта, читать и завидовать? "Господа чиновники"? "Сыщики" и "жандармы", персонажи стихотворения? Да Боже храни их от такого маразма.

Если верить "Хронике жизни и деятельности" Катаняна, то Маяковский успел однажды прочесть публично это стихотворение. На съезде рационализаторов.

Если учесть, что в 1929 году ПАСПОРТОВ - в том понимании, как они существуют теперь - у советских граждан ВООБЩЕ НЕ БЫЛО, то его возглас: "Завидуйте!", выглядел несколько странным.

Ну то есть, паспортов до 1932 года в СССР просто не существовало. Их функцию - удостоверения личности - выполняли самые различные документы: профсоюзные билеты (Помните у Ильфа и Петрова: "Пиво - только членам профсоюза!"), расчётные книжки, справки, выписки и прочая мелкая бумажная сволочь. Наличие удостоверения было правом, но отнюдь не обязанностью советского гражданина. Разгул демократии.

Это потом уже, после установления колхозного строя, после того, как советское крестьянство толпой побежало от прелестей коллективизации в города, потребовалось забыть о достижениях демократии и ввести строгий паспортный контроль. Горожанам - паспорта, колхозникам - ...А вот советские колхозники вплоть до 1974 года права на паспорт не имели. Хочешь поехать в город - проси коленопреклонённо, чтобы выписало тебе правление колхоза справку о том, что ты не сбежал из крепостной неволи, а на законном основании гуляешь по городским улицам.

Так что это городские школьники на концерте самодеятельности читали Маяковского, сельские вообще не понимали, о чём речь.

Текст стихотворения, написанного в 1929 году, пестрит таким количеством исторических архаизмов, что требует сегодня не меньше комментариев, чем какой-нибудь Тредиаковский.

К одним паспортам -

 улыбка у рта.

К другим -

отношение плёвое.

С почтеньем

берут, например,

паспорта

с двухспальным

английским лёвою.

Заковыристая метафора не очень внимательного Маяковского означала всего лишь, что на гербе Великобритании на геральдическую корону опираются лапами отнюдь не два льва, а лев и единорог.

Уже тогда было хорошим тоном потоптаться по "тупым американцам" - и Маяковский не отставал от моды:

Глазами

доброго дядю выев,

не переставая

кланяться,

берут,

как будто берут чаевые,

паспорт

американца.

И, разумеется, поэт просто обязан был продемонстрировать свою политкорректность по отношению ко вчерашним врагам, в частности - к полякам. К "белополякам". И десяти лет не прошло, как в "Окнах сатиры РОСТА" поэт громил врага:

Но с дипломатическим паспортом в штанах поэт должен себя вести толерантно и не поминать старое. Вот и не упускает возможности Маяковский продемонстрировать образованность и высмеять историческое невежество таможенников.

На польский -

глядят,

как в афишу коза.

На польский -

выпяливают глаза

в тугой

полицейской слоновости -

откуда, мол,

и что это за

географические новости?

Учёность Маяковского, уже давно знающего, что государство Польша, которого 150 лет не было на карте Европы ("географические новости!"), благодаря великодушию Ленина и бестолковости Тухачевского всё же находится в реестре заграничных держав, прямо не знает границ. Вот и мы не знаем, через какую же это границу едет в Европу поэт, если таможенник не ведает о существовании Польши. Причём едет поездом, не через Балтийское море. Взглянув на карту того времени, мы обнаружим, что если не через именно Польшу - то в Европу можно было попасть через тогдашние страны Балтии, еще пока независимые. И что, прикажете верить, что, скажем, литовский чиновник не знает о существовании соседней Польши? До такой степени дремучести таможенник, хотя бы и прибалтийский, дойти вряд ли способен.

Впрочем, образовательного запала поэту хватило не очень надолго:

И не повернув

головы кочан

и чувств

никаких

не изведав,

берут,

не моргнув,

паспорта датчан

и разных

прочих

шведов

А вот зря. Ведь мог же поэт при такой оказии вспомнить и Гамлета, благородного принца датского, которого извели подколодные изверги буржуйские. И шведов уж сам бог велел бы, казалось, ткнуть носом в Полтаву и попенять за Карла шебутного. А впрочем - тут поэт сыграл по мизеру: разные прочие - так оно еще обиднее.

И конечно же, Маяковский не мог обойти вниманием в столь политически заострённом тексте идею противостояния двух миров. Ну как же - у советских собственная гордость: на буржуев смотрим свысока.

Должен, ну просто обязан быть здесь конфликт. Как же иначе? Советский поэт едет не куда-нибудь, а в Европу. У него в штанах аж дымится от гордости советский паспорт. И что, вот так серой мышкой прошмыгнуть через шлагбаум? Ну уж нет!

С каким наслажденьем

жандармской кастой

я был бы

исхлестан и распят

за то,

что в руках у меня

молоткастый,

серпастый

советский паспорт.

Ух какие страсти бушуют в воображении поэта! А что, собственно, происходит? Его что, как нобелевского лауреата Ивана Бунина на немецкой границе, - раздевали и обыскивали? Да нет вроде. Они поступили гораздо хуже:

И вдруг,

как будто

ожогом,

рот

скривило

господину.

Это

господин чиновник

берет

мою

краснокожую паспортину.

Берет -

как бомбу,

берет -

как ежа,

как бритву

обоюдоострую,

берет,

как гремучую

в 20 жал

змею

двухметроворостую.

Моргнул

многозначаще

глаз носильщика,

хоть вещи

снесет задаром вам.

Жандарм

вопросительно

смотрит на сыщика,

сыщик

на жандарма.

Нет, что ни говорите, а Маяковский действительно крупный поэтический талант. Вот ничего не случилось, никто слова худого не молвил - а какие страсти бушуют в художественном воображении творца! Еще немного - и возникнет целая детективная новелла из жизни прислужников капитала. Это, воля ваша, надо уметь: за несколько секунд высчитать не просто должность, занимаемую каждым из окружающих его людей, которых он видит впервые и в течение нескольких секунд, но и разгадать за их мимолётной мимикой глубинную, психологически обоснованную, суть их желаний. И гордо выйти победителем!

И всё же - о каком паспорте вёл речь пролетарский поэт? А поэт размахивал документом, который в СССР могли иметь буквально считанные единицы, люди очень и очень привилегированные: дипломатический заграничный паспорт. Вот уж действительно - "дубликат бесценного груза". (Хотя, признаться честно, я так и не понимаю, что означает это словосочетание. По логике это - копия чего-то очень значительного, важного. Копией чего может быть паспорт? Уж не самого ли себя, любимого, имеет в виду поэт?). Не будем вникать, откуда у человека, который всю свою звонкую силу поэта отдал атакующему классу, была возможность кататься за границу по дипломатическому паспорту. Осип Меерович Брик, сын купца первой гильдии и муж многолетней возлюбленной поэта Лили Юрьевны Каган (Брик), в отличие от импульсивного Маяковского, вышедшего из рядов РСДРП еще в младые лета, после кратковременной политической отсидки, был человеком практичным - и поэтому служил в ЧК. А Владимир Владимирович привозил ему из-за границы различные сувениры. В знак признательности, надо полагать, и единства партии и народа.

Ведь одно из первых значительных произведений Маяковского - "Облако в штанах" - издал именно Осип Брик. До революции еще, наряду с коралловым, бизнес такой у него образовался - "МАЯКОВСКИЙ: ОПТОМ И В РОЗНИЦУ". И это была одна из самых удачных его инвестиций. Поэма - буквально россыпи поэтических находок, которые можно цитировать по множеству поводов. Творческая дерзость ошеломляла и потрясала. Поэт-творец хамил господу богу чисто по-дружески, ощущая себя если не равным ему демиургом, то уж апостольской силы созидателем - точно. И штаны эти пресловутые, надетые на облако, были здесь не просто гендерной отметиной, это была божественная черта: бог-отец, бог-сын и бог-поэт.

В общем, со штанов Маяковский начал - штанами и закончил. Так что, если продолжать метафору Достоевского и говорить о советской поэзии, то вся она вышла из ... Ну вы поняли - откуда.

Кто бы что ни говорил о советской литературе и ее самых яростных глашатаях, таких как Владимир Маяковский, не замечать их не возможно. Конечно, его стихи не читали, не читают и никогда не будут читать на ночь глядя, для души. И девушкам в альбом цитаты из Маяковского не вписывают. Впрочем, какой нынче альбом, о чём это я? На аккаунт в Фейсбуке не скачивают из Викитеки, это точно. Но этот человек, этот поэт пропустил через свою душу, сердце и разум весь сумбур и хаос эпохи переоценки ценностей - и остался цельным, пусть даже ценой утраты каких-то эстетических декораций. А если кто-то найдет среди литераторов советской эпохи кристально чистого от флёра социализма автора - дайте ему в руки камень. Пусть положит его себе за пазуху.

Copyright (c) "Русский переплет"