Злободневное
27 ноября 2011

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ СОВРЕМЕННОЙ УКРАИНЫ

ПО ЗАКОНАМ СЦЕНЫ

Исходным толчком для нижеследующих соображений послужила шекспировская сентенция: "Весь мир - театр, а люди в нём - актеры". Она достаточно банальна, поскольку как бы предлагает не принимать всё происходящее в жизни всерьёз, а это удаётся далеко не всегда, и в то же время - вполне универсальна, если разделять бытие на происходящее с нами и происходящее не с нами. Когда мы находимся в позиции зрителя - тогда действительно мир - театр, а актёры в этом театре - находящиеся на авансцене.

Из пребывающих под постоянными прожекторами в современной жизни более всего привлекают внимание, во-первых, люди, профессионально работающие на сцене - актёры, певцы, шоумены. Всё, что они делают, как в рамках своей профессии, так и, так сказать, за кулисами, неминуемо подлежит законам сцены - и они прекрасно это осознают. Всё становится объектом обыгрывания: роли, партнёры, общественная деятельность, личная жизнь. Они без этого перестают быть профессионалами - и потому не подлежат шекспировской метафоре. Для них театр - это их жизнь, а их жизнь - это театр.

Другой категорией личностей, за которыми мы наблюдаем - политики. Их деятельность по определению несколько иная, нежели предполагается шоу-бизнесом. Тем не менее, общее впечатление от происходящего в нашем государстве в последние двадцать лет таково, что постоянно вспоминается знаменитая реплика Константина Сергеевича Станиславского "Не верю!". Потому что люди, которые получают достаточно высокое вознаграждение за то, что они должны писать и редактировать законы, проводить эти законы в жизнь разумными и логичными действиями, защищать эти законы разрешёнными и доступными им средствами - все они или, по крайней мере, значительная их часть занимаются тем, что участвуют в различных телевизионных ток-шоу, дают интервью, заглядывают в телекамеру на массовых представлениях, они - постоянные действующие лица новостных каналов, особенно, если происходит что-то, имеющее шанс стать хотя бы небольшой сенсацией. В общем, занимаются тем, чем обычно занимаются звезды кино и телевидения.

Мы выслушиваем их мнения по самым разнообразным поводам, мы следим за их личной жизнью, мы имеем своих любимцев, за которых голосуем на очередных выборах, мы отслеживаем рейтинги популярности. У многих не остается времени ни на работу, ни на личную жизнь. Интернет, обрушившийся на нас в последние годы, стал местом, заменившим исчезнувшие коммунальные кухни: каждый выброс сколько-нибудь заметной политической информации сопровождается шквалом комментариев. Накал дискуссий достигает такого уровня, что только виртуальность места спора спасает от кровопролития. Если проклассифицировать позиции участников политических дебатов в украинской виртуальной сети, то сторонний наблюдатель уже давно бы зафиксировал гражданскую войну в полном её разгаре.

Единственное, что спасает, так это осознанное или подсознательное ощущение того, что всё это - не взаправду, понарошку, бои ведутся картонными мечами, вместо крови - клюквенный сок, бойцы, на наших глазах сцепившиеся было в ужасной сече, во время рекламной паузы, мирно попивая кофе, обмениваются оценкой взаимных ударов. Актёры, еще вчера не щадившие живота своего в рядах гвардейцев кардинала, сегодня не менее рьяно размахивают шпагой в костюме мушкетёра.

Кроме того, ну совершенно точно известно, что мы ко всему этому не имеем ровным счётом никакого отношения. В истории независимой Украины был один эпизод, который то появляется в школьных учебниках, то исчезает из них - "оранжевая революция". Думаю, не ошибусь, если скажу, что как для тех, кто непосредственно и самолично побывал на месте основных событий, так и для тех, кто наблюдал их по телевидению, основным зримым пятном воспоминания о них была величественная сцена на площади, на которой появлялись очередные герои, произносящие очередные монологи или исполняющие очередные вокализы, и наблюдающая всё это на огромных плазменных экранах многочисленная толпа зрителей. Сильно действующей режиссёрской находкой этой постановки был придуманный еще Дени Дидро феномен "четвёртой стены". "Сломать четвёртую стену", условно стоящую между актёром и зрителем, обратиться к публике напрямую - это всегда в театре и кино было рискованным приёмом, нарушающим, так сказать, правила игры. В кино актёру прямо запрещено смотреть в камеру. В театре апелляция к залу тоже всегда считалась снижением уровня художественности, натужным дидактизмом. В целом же единственный случай непосредственного участия населения в политической жизни страны тоже оказался постановкой.

Итак - театр. Но в каком же театре мы присутствуем? Известно, что по видам действий актёра во время представления различают следующие виды театров: театр абсурда, авторский театр, балет, детский, драматический, театр зверей, театр инвалидов, кукольный, мюзикл, театр одного актёра, оперный, оперетта, пантомима, театр пародии, театр песни, театр поэзии, сатиры, театр танца, театр теней, уличный театр, театр эстрады, театр света, эпический театр.

Не будем скатываться в голый сарказм и обыгрывать ассоциации с театром зверей, абсурда, теней, инвалидов, кукольным и тому подобного. Хотя и очень хочется.

Является ли то шоу, которое носит название политической жизни страны, авторским театром? Есть ли в том, что мы наблюдаем, замысел драматурга и воля режиссёра? Предположим, что есть. Тогда возникает следующий вопрос: а какова сверхзадача этих неведомых пока нам творцов? Ведь, как известно, актёр, выходя на сцену, выполняет определённую задачу в рамках логики своего персонажа, но при этом каждый персонаж существует в общей логике произведения, заложенной автором. Если то, что мы сейчас имеем в ходе развития сюжета пьесы, входило в планы нашего демиурга, то он явно занимается не своим делом. Лучше бы он писал сюжеты к рекламным роликам. Уж слишком всё начинает напоминать знаменитую фразу из рекламы какого-то напитка: "Ты же лопнешь! - А ты налей и отойди!". Так вот - отходить некуда. Только за пределы государства.

Если же авторов нет, и то, что происходит на подмостках политической жизни, является неким коктейлем из уличного театра и вахтанговской "Принцессы Турандот", импровизирующей на злобу дня, то всё начинает зависеть только и исключительно от исполнителей. От их таланта, от их увлечённости, от их соответствия избранному амплуа, в конце концов.

В классическом театре каждый актёр играл то, что подходило по параметрам его амплуа: герой-любовник мог быть злодеем, но не мог быть простаком. Мейерхольд создал в 20-е годы прошлого столетия вневременную, "вечную" классификацию из семнадцати мужских и женских пар амплуа: герой/героиня, влюблённый/влюблённая, проказник/проказница, шут/шутиха, злодей/интриганка, неизвестный/неизвестная, отщепенец/неприкаянная, фат/куртизанка, моралист/матрона, опекун/опекунша, друг/наперсница, хвастун/сводня, блюститель порядка/блюстительница, учёный/суфражистка, вестник/вестница, травести/травести, содействующий/содействующая.

В нашем политическом театре явно нет места влюблённым, функции Александры Коллонтай и Моники Левински выполнять некому. Роль содействующих по умолчанию отведена безликим статистам, дружно по отмашке ассистента голосующим всеми двадцатью пальцами.

Есть ли у нас живые герои? А тут всё зависит от политической ориентации зрителя. Для кого-то и Шуфрич - герой. Пожары тушил. Не будем о грустном, но большинство героев оранжевой акции даже для их яростных в то время сторонников оказались теперь бумажными солдатиками. Лихие полевые командиры и яростные трибуны робко чирикают в тесных судебных залах, где правят бал злодеи-интриганы, поменявшие свои амплуа на амплуа блюстителей порядка. В народе ходят упорные слухи о том, что на самом деле всём заправляют некие хорошо известные "неизвестные". Вот уж кому не откажешь в верности избранной линии поведения на сцене. Они настолько скромны и незаметны, что даже на своё официальное рабочее место в высшем законодательном органе практически не появляются.

Не забыто и активно используется в ходе развития сюжета амплуа матроны-опекунши, которая систематически по-матерински заботится о репутации главного проказника страны. Ей не занимать чуткости и изобретательности, когда приходится объяснять докучливым зрителям, почему её подопечный в очередной раз при большом стечении народа сказал что-то такое, чего не найдешь ни в одном школьном учебнике.

В советском политическом театре выдающуюся роль играли диссиденты-отщепенцы. На украинской политической сцене таковых как-то не наблюдается. Единственные, кто гордо несёт знамя неприкаянного в нынешнем сплошь патриотическом и демократическом вертепе, это представители некогда правящей политической силы. Правда, на их активность с удручающей неизбежностью всё больше влияют демографические тенденции, но старый конь упрямо идёт по начертанной классиками мировой революции борозде.

В амплуа фата и куртизанки время от времени выступают самые разные актёры-политики. Очевидно, это зависит от занимаемой должности и доступных на ней государственных ресурсов. Махнуть на самолёте в Париж в компании развесёлой сотрудницы, взять лихим штурмом прокуратуру, наколядовать пару миллионов долларов, в конце концов развеять по ветру половину государственной казны - ну какой же украинец, вне зависимости от национальности, не любит быстрой езды?

А уж в роли хвастуна, прикидывающегося ученым и даже профессором, побывали практически все без исключения политические деятели. Поскольку подавляющее большинство из них прошло сито предвыборной кампании, где без преувеличения своих возможностей симпатии избирателей-зрителей никак не добиться. А успех достигается тут именно мгновенной сменой амплуа. Мы его знали как приличного, казалось бы, героя, или вестника, или наперсника, а он зашел за кулисы, мгновенно преобразился - и уже хвастун. В старом добром театре такого просто невозможно было себе представить.

Единственный, кто всегда говорил правду и в трагедиях, и в комедиях, это был шут. Его били палкой, но смеялись, им пренебрегали, но прислушивались. Странное дело, но, похоже, что кроме бывшего многолетнего посланника соседнего государства на это амплуа никто даже не посягал. Шутников на профессиональной сцене, зарабатывающих на юморе деньги, хватает. И когда им достаёт таланта и возможностей, то как некий коллективный заменитель этого амплуа в политической жизни страны они функционируют. Но, увы, они сочиняют анекдоты, взятые со страниц газет. Им не хватает истинного, подспудного знания реальной подковёрной борьбы. Их шутки вторичны, большей частью придуманны. Это смешно, но это неправда. А сила шута всегда была не в остроумии, а в правдивости.

Ну а травести на всю соборную Украину у нас один - Верка Сердючка. А ведь было однажды поползновение - баллотироваться на президента. В Интернете даже тут же организовалась группа поддержки. Не сумел, сошел с дистанции. А жаль. Очень был бы колоритный персонаж в нашем паноптикуме, то бишь - политикуме.

Теперь хорошо бы разобраться, а что мы смотрим. В каком жанре работают не покладая всех частей тела наши неутомимые слуги народа? Если это трагедия, то, по Аристотелю, характер сюжета должен вызывать сострадание к герою и боязнь за свою судьбу. Вот чего-чего, а боязни у нашего населения даже больше, чем требуется. Не хватает главного - сострадания к герою. По причине отсутствия такового. Значит, слава богу, не трагедия пока еще.

В комедии, как утверждал всё тот же Аристотель, сюжет должен быть безвредным для героя (или того, кто себя таковым считает) и смешным для зрителя. И вот тут опять неувязка. Сюжет-то вроде бы вполне безвредный, но для героя. А зрителям как-то не по себе от этого сюжета, потому что цены растут, зарплата за ними явно не успевает, газ вот-вот перекроют, смертность давно превысила рождаемость. Ну совсем не смешно. И не комедия это вовсе.

Есть такой жанр - трагифарс. В нем причинная связь событий легко может нарушаться (как в комедии), появляется некая "безобидная несообразность". Совсем необязательны в этом жанре неизбежные для классического произведения отчётливые характеры, вполне достаточно ситуативного комизма: апельсиновой корки на дороге, размазанного по лицу торта, неправильно названной фамилии известной поэтессы. Все дружно похохотали, тут же забыли и вышли из зала слегка уставшими от удовольствия. Но кончается в этом жанре всё плохо. Не так, конечно, что отряд рыцарей еще долго разносит трупы, оставшиеся от финальной драки. Но приличные персонажи здесь остаются ни с чем, их попытки добиться чего-то хорошего кончаются крахом.

В нашем политическом театре далеко не все - прожжённые лицедеи. Есть в нем и наивные уникумы с горящими глазами. Причем, это вовсе не крайние фанатики, ратующие за кардинальные чистки. Эти как раз чётко блюдут свой интерес и куда не пускают - не ломятся. Те же скорее напоминают зрителей, настолько уверовавших в реальность происходящего на сцене, что норовят из зала подсказать герою, где прячется злодей. И настолько уверовавших, что даже выскочили на сцену. Вот им-то во всем этом трагифарсе в результате придётся хуже всего. Ну, не считая зрителей, конечно.

В общем, в предлагаемых обстоятельствах происходит некое действо, которое каждый воспринимает по-своему: и актёры, и зрители. Иоанн Кронштадтский утверждал, что "театр - противник христианской жизни; он порождение духа мира сего, а не Духа Божия. Истинные чада Церкви не посещают его". Увы, от этого театра никто не избавлен. Тут главное, чтобы даже в этом театре, на всякий пожарный случай, был пожарный занавес, на который одна надежда.

Copyright (c) "Русский переплет"