|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
Рассказы, 13 сентября 2007
КРИВАЯ ЛЮБВИ
I
Молодость
Нины Васильевны, простой сельской
библиотекарши,
пришлась на агрессивные сороковые двадцатого
столетия.
Полюбить
до войны она никого не успела, а после - было ей
уже
27. Уцелевшие мужчины, повидавшие кровь и смерть,
выбирали,
как правило, наивность и молодость - тех, кому было
по
17-18. И это, пожалуй, правильно: залежалый товар особым
спросом
никогда не пользовался.
В
начале пятидесятых романтичной девушке было уже 32, но
мечта
о большой любви не испарялась. Может, и немного
надуманной,
книжной была, зато возвышенной - не такой, как у
знакомых
и родственников!
Приятно
пухленькая, одинаково ровная и приветливая со
всеми
Нина Васильевна располагала - многие женатые мужчины
сохли
и сходили по ней с ума. Но она ждала своего принца.
И
дождалась... Как-то зашёл в библиотеку директор
соседнего
совхоза.
Высокий, стройный, с пышным тёмно-русым ёжиком, он
только-только,
казалось, сошёл со страниц прочитанных ею книг.
С
порога вонзился в невинные, как две свежие чёрные
сливы,
глаза;
будто рисуя, прошёлся по роскошным огненным
косам...
телу...
Прошло
какое-то время, их стали замечать в районном доме
культуры,
а иногда - и разъезжающими в его
служебном
"Бобике".
Остаться незамеченным событие это не могло - народ в
деревне
зашушукался. Умная девушка - всегда соперница, и
жёны
радовались: "Наконец-то! Нашла!" Но те, кто
воспринимал
её,
как олицетворение совершенства и чуть ли не, как
божество,
предостерегали:
-
Ты что делаешь? Он же без разбору всех, как петух,
топчет!
В
открытую жене изменял. Она рожать не стала - от аборта
и
умерла.
Нина
Васильевна отмахивалась. Была уверена: как всякая
красивая
пара, они созданы друг для друга. В его любви не
сомневалась
и, когда попросил руки, с готовностью согласилась.
Через
год родилась у них желанная девочка - Ната-Наташа.
Его
страсть не ослабевала, и Нина Васильевна в семейной
жизни,
как
сыр в масле, каталась, радовалась: "Не зря так долго
ждала!"
Три
счастливых безмятежных рая прошли, как один день, но
закончились
так же внезапно, как и начались. Муж вначале стал
задерживаться
на работе, затем перестал приходить домой.
О
его новой "любви" заговорили все как-то сразу
и
враждебно.
Однажды он заявил, что приведёт новую пассию
домой.
Нина Васильевна до этого не допустила: взяла Нату-
Наташу
и ушла к родителям.
Перекручивая
потом три года замужества и вспоминая
сексуальную
неуёмность мужа, находила в ней болезненные
моменты:
не было между ними разговоров по душам, не обращал
он
внимания на её недомогания, не помогал в быту, не
любил
нянчиться
с дочерью. "Я ничего не замечала! - плакала она в
подушку.
- Это просто была страсть".
За
год сменил он шестерых "жён", и, чтобы подраставшая
девочка
не видела "чудачества" отца, да и самой переболеть
как
можно
быстрее, уехала в город и устроилась там в центральную
городскую
библиотеку. После двухлетних скитаний по
общежитиям
получила двухкомнатную квартиру - на жизнь не
жаловалась.
В
конце августа в гости планировали приехать родители -
отвести
внучку в школу, - но неожиданно умер отец Нины
Васильевны.
В
дни похорон наслушалась про бывшего мужа такого, что
лучше
бы и не слышать! На сексуальной почве у того, говорили в
деревне,
"шарики за ролики заехали": расхаживал по селу голым,
у
случайных прохожих просил закурить, женщин заманивал к
себе... Однажды едва не поджёг соседа, затем в любовной
страсти
так
искусал очередную жертву, что несчастную поместили в
больницу,
а его - в психиатрическую клинику.
Нина
Васильевна перевезла в город мать, и они спокойно и
тихо
зажили теперь втроём. Не изведавшая в полной
мере
женского
счастья, она была рада, что Бог послал ей ребёнка.
Этот
молодой
росточек подпитывал её напряжённое существование и,
вызванивая
с раннего утра, пробуждал и звал к жизни.
Девочка
хорошо училась, только резкие перепады настроения,
а
в старших классах ещё и сексуальная озабоченность
несколько
настораживали
и пугали - отца напоминали. Она часто им
интересовалась,
и Нине Васильевне пришлось солгать:
-
Умер твой отец, Наташенька. Смотрю на тебя, а вижу его:
та
же ровная смуглость кожицы, те же
васильковые
глазки и те же
тёмно-русые
волосы, только у него был ёжик, а у тебя косички.
Эта
вынужденная ложь извела её, но, узнав, что тот и в самом
деле умер недавно в клинике, решила, что
Господь ей помог.
Шли
годы. Наташа превратилась в красивую девушку и в
отличие
от одноклассниц, которым не удался штурм вузовских
стен,
поступила на физико-математическое отделение
университета.
Заботы улетучивались, и счастливая мать
помолодела.
Кокетливо болтая небольшой сумочкой, горделиво и
беззаботно
выходила, как когда-то в девичестве, из дому - о
предпенсионном возрасте
не
думалось.
II
На
втором курсе её девочка влюбилась в однокурсника Сашу,
высокого
и стройного юношу. Не красавец, но, обходительный и
вежливый,
он Нине Васильевне понравился. Сыграли свадебку.
Пара
поселилась в частном домике жениха, и родители
радовались
их искромётно-яркому счастью.
Но
сочная и, как казалось, бесконечная любовь молодых
начала
рассыпаться почти так же внезапно, как и любовь
матери.
После
рождения первенца родственники с тревогой стали
замечать,
как, целуя взасос сынишку, Наташа настойчиво
называла
его именем мужа; как на грубое и резкое замечание
Саши
начинала безудержно хохотать, на слова свекрови
реагировала
истерикой и диким визжанием.
Вскоре
обнаружилось, что она опять беременна. Свекровь
плакала,
Саша понуро молчал, мать убеждала сделать аборт -
дочь
и слушать не хотела. С тревогой... надеждой... ждали
исхода
второй
беременности.
Нине Васильевне оставался год до
пенсии,
но, несмотря на
возраст
и усталость, каждый день после работы ездила к дочери,
чтобы
помочь сготовить, постирать, прибраться или просто
понянчиться
с внуками. Вспоминая три года собственного
счастья,
с ужасом думала о будущем той, что была для неё
воплощением
мироздания.
Как-то,
подходя к домику, ещё с улицы услышала громкий
детский
крик. Рванула дверь - и содрогнулась. Насильно
укладывая
на колени к себе старшенького, Наташа
запихивала
ему
в ротик грудь, грубо при этом крича: "Лежи,
сказала,
и соси,
чтоб
я чувствовала!"
Он
сопротивлялся и плакал. Блуждающий взгляд васильковых
глаз
почти открыто выдавал больную психику, и Нина
Васильевна
поторопилась подойти. Мягко положила ладонь на
голову
дочери, поцеловала и также мягко отняла мальчонку:
-
Не надо, Наташенька, отвык он - не хочет.
-
А я хочу! Материнское молоко, было б тебе известно,
полезно!
-
Не спорю, для младшенького полезно, а этот уже
вырос.
Ведь
видишь: плачет! - и вынесла ребёнка.
Ругаясь,
будто филин, малыш всё ухал. Исстрадавшееся
сердце
матери щемило и жгло, как жгут и жалят укусы
скрюченных маленьких муравьишек.
Смахнуть их с тела - проще
простого, непросто отделаться от укусов, что
душу жалят. Как это
сделать,
Нина Васильевна не знала и потому сурово и терпеливо
молчала.
Живой
блеск сливовых глаз потух - они редко бывали теперь
сухими.
Однажды ей на работе стало плохо. За месяц её
пребывания
в больнице Саша измучился не столько с детьми,
сколько
с женой. Ничто, кроме "интима", Наташу не
интересовало.
Присутствие детей не смущало. Попробовал
вытолкнуть
за дверь - так на чердак ушла, пришлось оттуда ещё и
вытаскивать.
Гены
бывшего "принца" отзывались эхом в любимой дочери
обеспокоенной
Нины Васильевны, и после выписки из больницы
она
взяла к себе внуков. Саша ушёл к родителям, и домом
Наташи
стал
теперь чердак. "Я без мужчины не могу", - в лицо
матери
смеялась
она и караулила мужа.
Положили
конец этому добровольному заточению лишь
ноябрьские
морозы. Открыв на поздний звонок дверь, Нина
Васильевна
тревожно ослабела: очевидное безумие Наташи
отпечаталось
и на выражении лица, и в бессмысленных глазах-
васильках. Мать тихо завела одичавшую дочь в
ванную, раздела,
вымыла
и уложила спать. Чистая и розовощёкая после сна, она
безразлично
глянула на детей и сообщила, что пойдёт искать себе
нового
мужа.
Избитая
и грязная дочь вернулась за полночь. В кошмарах и
стрессах прошло полгода. Надеясь, Нина
Васильевна никак не
соглашалась
на советы врачей определить её в клинику.
В
один из поздних весенних вечеров Наташа собралась
было
в
очередной
раз уйти, но Нина Васильевна решительно загородила
дверь.
Напуганные дети бессильно кричали. Просьбы: "Наташа!
Доченька!
Приди в себя!" - не имели действия. С криком "Я
убью
тебя!"
разъярённая дочь бросилась на мать с ножом.,
и,
защищаясь,
она едва не перерезала себе сухожилия. На лестничную площадку, куда успела
выскочить, собрались соседи.
Вызвали
бригаду, и безумную увезли.
Ночью
Нина Васильевна не сомкнула глаз. В воспоминаниях
пролетали
картины собственного детства, юности. Вот она вместе
с
матерью собирает в лесу клубнику, подростком с детьми
купается
в реке, на летних каникулах скирдует и работает на
току,
но,
что бы ни делала, мечта о любви никогда не отпускала.
Вспомнились
роды в предвечерних сумерках. И вот уже её
девочка,
изучая в годовалом возрасте мир, удивляется, что
холодный и белый "песок" тает почему-то
в
руках. Двухлетняя,
споткнулась
и, упав в лужу, громко рыдает, что испортила новое
платьице.
Трёхлетняя, поражённо остановилась у сточной
канавы
с
бурлящей водой. Берега, покрытые чистым киселём
влажного,
только
что выпавшего снега, выглядели сказочно, и она метко
подметила:
"О, малосьная рлеська
-
кисельные берлега!"
В
шесть сильно заболела - пришлось вызвать врача. Он
долго
любовался
больной, спавшей в обнимку с медвежонком и, согрев
с
мороза фонендоскоп, начал выслушивать сонную.
Она
проснулась,
испуганно открыла воспалённые глазки, но, увидев
рядом
с белым халатом мать, тут же устало прикрыла их. Вот
ей
уже
восемь. Заметив на автобусной остановке "мамочку",
радостно
мчится к ней и при всех целует.
Память
ярким пятном высветила эпизод в театре. В конце
спектакля
зал, стоя, аплодировал артистам, и одиннадцатилетняя
Наташа
со скромным букетиком сирени пошла к сцене. Обойдя
Маргариту,
стоявшую к ней ближе всех, преподнесла букетик не
ей,
а Мефистофелю и всех рассмешила. И вот уже на
выпускном
вечере
все любуются её взрослой красавицей в бальном платье.
Видя
себя молодой, а дочь - здоровой, Нина Васильевна
светло
улыбалась.
В
реальность вернулась под утро, и сердце заныло с новой
силой.
Медленно поднялась: пора было собирать в детский сад
внуков.
Сил едва на них и старую больную мать хватало, но
судьба
дочери была гораздо большей занозой. Не верилось, что
"Э-ТО"
навсегда. Всё ждала и надеялась, что "Э-ТО", как
простуда,
как лёгкий насморк, скоро пройдёт.
В
больнице Наташа пробыла почти полгода, но после
выписки
её
фокусы не уменьшились. Длительные стационарные
пребывания
прерывались кратковременными выписками -
клиника
стала вторым её домом.
Вынимая
ночами аккуратные конспекты из письменного
стола,
мать удушливо плакала, погружалась в воспоминания и
переживала,
будто наяву, то материнское счастье, когда
любовалась,
как, склонив головку и закусив губу, её умница-дочь
что-то
писала или решительно зачёркивала. Желая в такие
минуты
её успокоить, она обычно подносила чай с печеньем:
-
Отдохни, Наташенька...
Рассматривая
и нежно поглаживая конспекты-надежды, Нина
Васильевна
любила теперь сидеть за этим столиком Прошлого. С
трудом отрываясь от воспоминаний, убирала
тетради в стол.
Верила
- ещё пригодятся.
Наташе
было только 28, но она мало отличалась от матери: на
лице паутина морщин, короткая стрижка
тёмно-русых когда-то
длинных
косичек напоминала тусклый пепел. Её безумие старило,
интеллект
Нины Васильевны, напротив, молодил, и внуки всё
чаще
называли матерью не мать, а бабушку.
Так
прошло долгих 18 лет. За эти годы Нина Васильевна
похоронила
мать и подняла внуков. У них обнаружился талант к
живописи,
и они оба окончили художественное училище.
Балластом
висевшая на семье, Наташа не нужна была сыновьям, а
сама
бабушка настолько ослабела, что тоже нуждалась в
помощи.
Врачи
рекомендовали оформить дочь в Дом Инвалидов -
Нина
Васильевна уговаривала внуков этого не делать.
Молодые,
они
поступили по-своему.
Она
часто её навещала. В такие дни мать и дочь молча
прогуливались
по аллеям небольшого сада. В прошлый раз
Наташа
до слёз её растревожила: всё просила увезти домой.
Обеспокоенная
необычной просьбой, Нина Васильевна
поспешила
приехать на другой же день, но - опоздала: ночью её
убили
больные.
Ссадины
на теле, кровоподтёки и скрюченные
пальцы
постоянно
преследовали воспалённую память. Они камнем
висели
на сердце, но она знала, что надо молчать, и молчала:
рассказы
о жизни и смерти Наташи были табу.
Но
именно это выстраданное табу она любила больше всего!
Оно,
это табу, занимало все её беспокойные мысли! Ничего
милее
этого
табу в земной жизни для неё уже больше не
существовало.
Ярким
весенним утром внуки, выйдя на кухню, удивились, не
найдя
бабушку на привычном месте. Они заглянули к ней в
комнату.
Обложенное конспектами и фотографиями
Наташи,
безжизненное
тело Нины Васильевны лежало на полу.
На
восковом лице застыла едва заметная улыбка. Возможно,
радовалась
встрече и, любуясь молодостью, здоровьем и красотой
дочери,
ушла с любовью...
|
Проголосуйте за это произведение |
|
|
|
|
|
