Для того, чтобы высказывание сделалось литературой, необходимо, как это бывает при изготовлении бумажного голубя, сложить смысл пополам, перегнуть его, дернуть, расправить - и вот, пожалуйста - бумажный лист, который и мог только дергаться из стороны в сторону, летит долго, плавно и красиво!
Кому интересно, как тут обстоят дела со скучной логикой, которая не перегибается, которая ведет себя как лист шифера.
Совершенно очевидно, что ближневосточные тексты и любая личность, как реальная, так и фантастическая, ничего общего между собой не имеют. Однако, существует культурная традиция, и вот уже начинаются рассуждения о том, как противоречив некий образ, и это подкрепляется выдержками из наивных арабских книжек.
В результате получается очень достойный текст, который читается с удовольствием. Литература свершилась!
А кто в тереме живет? Другими словами, о чем это, про любовь или про войну? И где здесь наши, а где немцы?
Все это про нас, грешных, про наши несовершенства и про наше неуемное желание знать больше, чем дозволено природой. Что бы не говорили завистники про автора, он талантлив. Любой автор, между тем, пишет более всего, да и почти только о самом себе, поэтому он необыкновенно уязвим - все про него все знают, а уж о чем догадываются, так и подумать страшно. Сколько всего знаем мы про Чернышевского и Достоевского, столько не знаем и про ближних своих. Всему виной литература.
Автора, как и любого пишущего человека, обвиняют чуть ли не во всех смертных грехах, а какое вам дело, господа, до его грехов? И если пошел такой разговор, то какое нам дело, господа до грехов Христа, Чернышевского или Достоевского? Это образы, пребывающие вечно в наших душах. Будут другие люди и другие образы, нас только не будет.