|
|
Х У Д О Ж Е С Т В Е Н Н Ы Й С М Ы С Л
ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
Соломона Воложина
|
11.10.2019 |
|
|
10.10.2019 |
|
|
08.10.2019 |
|
|
05.10.2019 |
|
|
03.10.2019 |
Лояльность Я смотрел фильм Сокурова “Одинокий голос человека” (1978) лояльно, внимательно. Потому что это был фильм, запрещённый к показу в СССР и чудом спасённый от уничтожения. А ещё потому, что смотреть-то его я начал, прочитав такое: "Положа руку на сердце, за 20 лет работы с Тарковским я могу припомнить лишь отдельные фильмы его коллег из родного Отечества, которые бы ему понравились… Он очень высоко оценил “Одинокий голос человека” Сокурова” (Суркова. Тарковский и я. 2002. С. 169). Я усвоил себе по фильмам “Иваново детство”, “Андрей Рублёв” и “Зеркало”, что он ценил в своём произведении чувство уверенности, что он самовыразился. И всё. Самовыражение в первых названных картинах было одно, в третьей – другое, но чувство уверенности – одно и то же. Это совпадает с “моей” эстетикой: художественно только то, что несёт следы подсознательного идеала автора. Содержание идеала не имеет значения. Суждение получается в каком-то смысле аполитичным, внеморальным. Что было непереносимо для тоталитаризма в СССР, почему и загоняло художественные фильмы под запрет. Того же “Андрея Рублёва”, например. – И я обосновано ждал, что запрещённый фильм Сокурова будет художественным. Хоть накануне по такой же наводке я посмотрел запрещённый же фильм Алова и Наумова “Скверный анекдот” (1966), и тот мне показался сатирой, которую я в принципе не считаю художественной, ибо она усиливает всего лишь уже знаемые переживания (разочарование шестидесятников 19 и 20 столетий в России и СССР в надежде на ослабление централизма после отмены крепостного права и культа личности Сталина). И этот фильм Тарковскому не нравился. То есть в какой-то мере я ориентировался на хороший художественный вкус Тарковского. Меня поддерживало специфическое представление, что такое ницшеанство: как выражение крайнего разочарования в скуке Этого мира. Это, впрочем, не так уж специфично. Специфичнее то, что я подсознательным идеалом ницшеанства считаю принципиально недостижимое метафизическое иномирие, противоположное тому свету христианства с раем и вечной бестелесной жизнью спасшихся душ. И единственная, несколько мазохистская, радость у ницшеанца – умение художника дать образ этого иномирия. Образ. А не прямое называние. Прямое называние мне говорит, наоборот, о нехудожественности произведения. Это уже не искусство, а иллюстрация. Так если сперва мне казалось, что почти непрерывно у Сокурова идут образы иномирия… Например, самое-самое начало. – Слышен отдалённый протяжный и пульсирующий унылый паровозный гудок. Так он такой отдалённый, что кажется, что чувствуешь – не знаю, каким органом чувств – не только пространство между паровозом и тобою, но и какую-то внепространственность, вмещающую в себя обыкновенное пространство, пусть и большое. Или ещё пример. Сквозь жалобу оркестра, выражающую тяжесть и нудность труда плотогонов, подчёркиваемую бесконечностью кружения плотогонов, толкающих гигантское колесо, приводящее к повороту руля плота, - сквозь эту звуковую, длительную тягость слышится не только потрескивание деревянных частей этого колеса, вернее, не слышится, а неизвестно чем чувствуется наличие ещё чего-то в природе. Иномирия, догадываюсь лояльный я. – Это длится долгих полторы минуты. Через затемнение, но без изменения музыки, появляется вид человека, идущего по холмистой, пустой и каменистой степи. И длится это опять так долго, что опять возникает тёмное ощущение, что тут присутствует ещё и нечто невидимое, метафизическое. Иномирие. Тарковский сам почти так, с затяжкой, снимал, в “Зеркале” – для выражения того же неосознаваемого иномирия. Потому ему и понравился фильм Сокурова. Только у Тарковского в сознании был наивно-оптимистический идеал возможности с помощью кино остановить время и даже как бы вернуть к некой жизни своё детство. А у Сокурова в сознании было именно метафизическое иномирие, которое он дал выразить словами рыбаку, желающему пожить… в смерти: "- Может не стоит, Дмитрий Иваныч. Нет в ней, проклятой, ничего особенного. Так что ли – тесная. - Нет. Смерть – не тесная. Кора – тоже. Если честно, так я не верю, что она вообще есть. - Не веришь, так не лезь. Да и время ты неподходящее выбрал. Вон, вода какая холодная. Вон смотри. - Я не купаться лезу. Я в смерти пожить хочу. Всю жизнь покоя не даёт мне: что там? Ведь истосковался. Места себе не нахожу. - Там ничего хорошего нет. Так – чернота. Вот и всё, что светит. - Вот это будет плохо. И под водой плохо, и там не лучше. – Не-ет. Что-то здесь не так. Если б было там плохо, так и люди бы не умирали. Лучше всего ж забыться. - Правильно, пожалуй. - А человек во сне поживает? – Да никогда. Так почему никто от смерти не отказывается? Нет. Это как переселение в другую губернию. Губерния-то не под небом, а будто на дне в прохладной воде. И так бы мне поинтересней, чем жить в селе и на берегу. - Ну что ж. Испыток не убыток, Дмитрий Иваныч. Попробуй, потом мне расскажешь. (Птичка тревожно крикнула) Не томи душу, Дмитрий Иваныч, прыгай. - Погоди. С силой надо собраться”. Просто для Сокурова сто лет выражения ницшеанства в искусстве не прошли даром, и он много про него знает. Особенно, что идеал этот связан с небоязнью смерти. Значит, сознаёт, что за смертью что-то есть. Вот то и выражает. Только не из подсознания всё у него происходит, а из сознания. Вон, чуть прямыми словами не обозначил. Я это художественностью назвать не могу. При всей лояльности к Сокурову. Это не первую вещь его я разбираю. Я только выкидываю из головы, то, что не впечатлило. А не впечатляет чаще всего нехудожественность. Я и не помнил, как я оценил. Посмотрел там – всё не художественно. – Во. Это нормально. Человек не изменяет себе. А Тарковский ошибся. Бывает. Ему и “Июльский дождь” не нравился. А, по-моему, раз к подсознанию нашему Хуциев обращался то и вероятнее всего, что сам это делал из подсознания. Есть, правда, у меня и опасение, что я чересчур строг тут к Сокурову. Он же написал в титрах: “по мотивам произведений Андрея Платонова”. То есть по принципу наоборот. Ибо идеалом Платонова был аскетический коммунизм в сверхбудущем (см. тут). Самое что ни на есть противоположное ницшеанству. У меня, впрочем, есть и лазейка для самоуспокоения. Кроме художественности бывает похожий на неё артистизм натуры: в простоте ничего не скажет, всё с вывертом. Такому достаточно быть антисоветчиком (а они им стал, ещё не доучившись, по Википедии), чтоб артистически это выражать (не было в СССР более неприемлемой философии, чем философии Ницше, любимого Гитлером). – Так что я думаю, что я подошёл и к этому фильму Сокурова достаточно объективно. 31 августа 2019 г.
|
|
02.10.2019 |
ШИШ или Отзыв о романе, который я не смог дочитать до конца
|
|
01.10.2019 |
|
|
29.09.2019 |
|
|
26.09.2019 |
|
|
25.09.2019 |
|
|
23.09.2019 |
Кто: я! – и против Гоголя «Выбранных мест…»
|
|
22.09.2019 |
|
|
21.09.2019 |
|
|
17.09.2019 |
|
|
06.09.2019 |
Путь к non-fiction у Тарковского
|
|
03.09.2019 |
Всё-таки надо дочитывать до конца
|
|
01.09.2019 |
|
|
30.08.2019 |
|
|
29.08.2019 |
|
|
22.08.2019 |
|
| << 51|52|53|54|55|56|57|58|59|60 >> |
 |
Редколлегия | О журнале | Авторам | Архив | Статистика | Дискуссия
Содержание
Современная русская мысль
Портал "Русский переплет"
Новости русской культуры
Галерея "Новые Передвижники"
Пишите
|
© 1999 "Русский переплет"
