Набиравший обороты литературный критик Никита Елисеев когда-то выпорол в "Новом мире" ещё начинающего литературного критика Николая Переяслова . Даже не то, что выпорол - а как шомполами отходил. Лупил за литературоведческую безграмотность претендующего якобы на масштабность исследования, в котором Переяслов как умел сказал о своём понимании путей русской литературы. Внешне никакой идеологии - всё свелось к вопросам литературной грамотности. Елисеев вполне эффектно доказал своё владение ею и своё превосходство: его литературоведческая аргументация ложилась на распластанные для пущей наглядности цитатки из книги Переяслова безжалостно точно - как вот удар за ударом, когда всё соразмерил, выверил и бьёт, понимая даже, в какое беззащитное место и какое страдание авторскому самолюбию принесёт. Возразить ему по сути было нельзя - недаром и сам Переяслов беспомощно так ничем и не ответил на расправившуюся с его книгой новомирскую статью. Елисеев и поборники литературной грамотности могли быть довольны, но вид этой экзекуции уже по-человечески отвращал.
Никите Елисееву и не было важно развеять некую научную репутацию некой работы, заведомо далёкой от научных сфер. Не мог так вот всерьёз отнестись к литературно-критическому творчеству провинциального паренька. Иное дело, что написанное этим пареньком было искренней попыткой что-то по-своему понять и чем-то поделиться с другими, такими же ищущими стихийно людьми, искушёнными только опытом самого литературного чтения, а не многолетним изучением канонических филологических трудов... Искренней - именно что не защищенной, как научная работа, соответственной бронёй ссылок и аргументацией.
Здесь-то и начинается настоящее: что же наказывала эффектная новомирская статья? Она наказывала холопа, смевшего влезть в библиотеку к барину и не только прочесть в ней что-то, но и вынести после о прочитанном своё собственное суждение. Статья Елисеева заявляла наглядно об одном: не имеешь ты права соваться к нам, никогда не будешь ты чувствовать себя рядом с нами достойным уважения человеком; как низшее по своему развитию существо, ты со своими самодельными книжками да мыслишками будешь всю жизнь валяться избитый, а кто не понимает - тех научим. Совершенно с той же интонацией Елисеев вознамерился позднее учить уму-разуму уже и писателей, пересчитал их по головам как скот в качестве авторов "54 романов" и раздал по ярлыку... Весь этот рассказ завёл я не для того, чтоб помянуть недобрым словом барственного Никитушку Елисеева - так загадочно произошло, что вот уж погромче и развязней раздался на литературных просторах Переяслова Николая командный басок. Оказался при нём, при чине литературном, ведь награждают же как за храбрость и контуженных в бою...
Что участвовал Переяслов, оказывается, в боевых сражениях, а не в литературном процессе, стало понятным по новой его воинственной риторике, явившейся на смену плохо ли, хорошо ли усвоенным, но всё же литературным терминам. А по тем изданиям, где утвердился в своём чине литературного руководителя, стало ясно и на чьей стороне сражается. Изданий два - "Наш современник" и "День литературы". Чин - секретарь правления Союза Писателей России.
Я не ёрничаю над союзом писателей, в котором состоит немало уважаемых мной людей. И не ёрничаю над журналом, где публикуются как авторы и просто мои товарищи, скажем, прозаик Михаил Тарковский. Вся эта мерзость деления на чистых и нечистых, и тяжкая портяночная вонь некоего великого литературного сражения патриотов с демократами пусть остаётся на совести тех, кто растерзал когда-то отечественную литературу по-живому. Кто пришёл в литературу после этих "варфоломеевских ночей" и имел совесть - те как могли сторонились прибыльной для мародёров, которые есть и в литературе, войны. Само понятие "cтороны" здесь не имеет физических границ, оно может быть ощутимо лишь в написанном как нравственный императив. Но дележ на чистых и нечистых обрёл тот уже совершенно беспринципный-то по сути душок.
Читай, казалось бы, идейных противников, "Знамя" или "Наш современник" - там одинаково царит самовосхваление, а вся идейность умещается в одном и том же убогом "сам дурак". И что с того, кто громче и оскорбительней выкрикнет, штатный доносчик Агеев или штатный докладчик Переяслов? Это и есть вся разница? Я не вижу различия между "Литературной газетой", оскорбляющей съезд писателей России, и "Днём литературы", где немедля оскорбят неповинный за выходку стороннего газетчика "демократический союз"... Я не вижу различия между циничными экзекуциями, которые устраиваются творчеству Распутина и Белова, и теми, что устраиваются творчеству Солженицына и Астафьева уже других мастей борзописцами... И не вижу больше различий между неким Н.Переясловым и неким Н.Елисеевым, чьи начальские палки беспардонно ударят по русскому писателю уже с двух боков.
Один "лагерный" начальник распоряжается "русским духом", другой надзирает по-барски за "русской словесностью". И вот надо угодливо сказаться своим да испросить, что ли, нижайше разрешения, чтоб уже и б ы т ь русским или писателем? А откуда они-то взяли право? Из одного лишь чина своего, ведь именно за ними, за чинами их, нету ничего кроме уже одинаково надменных и будто б обязательных к исполнению статеек? Одна большая номенклатурная советская уродина, издохнув, оставила запасец крокодильих своих яиц, из которых и вылупились теперь они - и не русские, и не евреи, и не патриоты, и не демократы - а какие-то властьимущее от одного факта, что вылупились на свет божий. Новоявленное литературное начальство, каждое со своей амбицией. А ну как же... Они не читают - они ж решают! Они же тоже хочут быть! Но для того, чтоб быть в литературе, Н.Переяслову не надо писать "Проклятых и убитых", а скопом и всего того, что опубликовано уже другими авторами в журнале, который он снизошёл обозреть - ему надо только написать о "Проклятых и убитых" и всех скопом, которых от русского духа-то начальственно отлучает: "из дерьма, как известно, пули не слепишь", ну и готов. Да и Н.Елисееву много ль было надо? Или подзабыл проученный за свою искренность паренёк?
Можно бы всё простить Николаю Переялову в его довольно развязных самодовольных рассуждениях о том, кто и кем достоин называться сегодня в литературе, но литературно-критические экспертизы, когда в ходе проверки нескольких цитат определялось бы ни больше, ни меньше как наличие "русского духа", разят взаправдашней вонью.
РУССКИЙ ДУХ - УЖ ТОЧНО НЕ ВОНЬ НОМЕНКЛАТУРНОЙ ПОРТЯНКИ. ЭТО НАДО ВСЁ ЖЕ БРАТУШКАМ ИЗ "ДНЯ ЛИТЕРАТУРЫ" ОБОНЯТЬ, ЕСЛИ ОБЪЯТЬ УМОМ СТАЛО ОТЧЕГО-ТО СЛОЖНО.